Переводы

О происхождении женской гомосексуальности и ее последствиях
Перевод статьи Аник Ле Ген

Этиология женской гомосексуальности неопределенная и даже загадочная. Можно говорить о разнообразных причинах: идентификации, бисексуальность, травмы влияют на выбор объекта… Фрейд говорит об этом в двух статьях о гомосексуальности двух женщин[1], но он воздерживается экстраполировать их историю на другие случаи, делая из частного случая общую закономерность. Эта глава также не имеет претензии стать исчерпывающей; я тут расскажу об опыте анализа нескольких пациенток, но по примеру Фрейда, воздержусь применять их особую историю к другим случаям и создавать семиологическое обобщение.

Я бы особенно хотела подчеркнуть существование неудач в ходе того, что мы считаем «фазой первичной гомосексуальности» - важного момента в развитии девочки, который мы можем описать как сильный нарциссический либидинальный катексис со стороны матери. Что может быть более нарциссичным и более знакомым для женщины, становящейся матерью, чем рождение своего «двойника», двойника, которого ей надо признать одновременно идентичным ей самой и тем не менее отличным от нее.


[1] З. Фрейд 1920 «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности» и 1922 «О некоторых невротических механизмах в ревности, паранойе и гомосексуальности»


В лучших случаях (которых, несомненно, больше, чем мы можем подумать) этот женский двойник отсылает мать к своей собственной матери, к своему происхождению, проживаемые с другим двойником (своей дочерью), которая ей принадлежит, что позволяет ей не жертвовать ни своим нарциссизмом, ни своей женственностью; она не чувствует себя ни пораженной, ни лишенной, и таким образом, дочь и мать чувствуют взаимное обогащение этим обменом. Эта фаза первичной гомосексуальности настолько важна, что может считаться первичным организатором сексуальности женщины и объектного выбора, то есть ее женственности.

С самого начала чувства новорожденного подвергаются агрессии светом, шумами, голодом и жаждой, болью; важно, чтобы их могли смягчить, умерить и даже рассеять нежность, чувственность, телесные отношения матери со своим младенцем. Во время этой квази симбиотической фазы закладывается основа его способности эротизации и того, что станет чувственностью. Здесь несомненно также закладывается эта такая тесная привязанность дочери к матери, которую отмечает Фрейд[1], добавляя даже, что она в ней останется всю свою жизнь.

Если в психоанализе говорят о мужском и женском, об активном и пассивном, женственность не имеет тут никакого статуса. Является ли она внешностью? Особенностью? Способом бытия? Это идентичность, состоящая из шарма, соблазнения, чувственности, нежности. Однако именно эта идентичность ставится под испытание первичной гомосексуальности, и я таким образом могла назвать мать, стоящую у ее истоков «женственной матерью»[2].


[1] З. Фрейд 1933 «Женственность. 33 лекция» Новые лекции по введению в психоанализ
[2] А. Ле Ген «Женственная мать» 1993


Как мы знаем, для Фрейда зависть к пенису, которую испытывает девочка проявляется на фаллической фазе, которая должна стать исходным моментом всей ее сексуальной организации, но она не станет женщиной, не «сменив половой орган». Кажется, однако, что эта стадия не является первой - она следует за стадией, в которой преобладает гомосексуальное отношение между матерью и дочерью и смешивается с ней. Фаллическая стадия будет отмечена «самым большим упреком матери со стороны дочери: в том, что та ее не наделила «настоящим половым органом»[1] - пенисом. В то же время можно задаться вопросом на этой стадии эволюции девочка особо не беспокоится своим открытием предательства матери, которая ее оставила, чтобы найти в отце другой объект любви, нарушая таким образом гомосексуальную идиллию с ней.

Таким образом, именно в любовном разочаровании, а не в желании обладать пенисом пошатнется чувство всемогущества девочки, приводя ее к открытию другого пола (даже если она его уже знала, сама того не зная), затем к желанию присвоить себе отличительный признак пениса), не сколько для того, чтобы быть мальчиком, столько для того, чтобы иметь мать и сохранить свою к ней любовь; следовательно, зависть к пенису является всего лишь вторичным продуктом. Тем не менее, ей придется признать свою неспособность, как физиологическую, как анатомическую, удовлетворить мать; она найдет выход тогда в попытке соблазнить отца, в появлении соперничества с матерью, даже жажды отмщения.

Для девочки, которой не страшна утрата пениса, эквивалентом кастрационной тревоги, преобладающей у мальчика, будет страх потери любви, тревога не быть больше любимой, - говорит нам Фрейд[1]. Интересно соотнести эту «тревогу потери любви, … это продолжение тревоги младенца, когда матери ему не хватает»[2], специфически женскую, с тем, что он продвигал тремя годами ранее в отношении человека в общем, который сталкиваясь с императивом выбора в пользу добра, подчиняется такому выбору только по причине своей беспомощности и зависимости от других, своей «тревоги утраты любви»[3]. Кастрационная тревога девочки тогда ни что иное нежели повторение тревоги, соответствующей вхождению в культуру и она относится как к мальчикам, так и к девочкам. По сути для последних, эквивалентом того, чем является кастрация для мальчика является ни что иное, чем признак их принадлежности к человечеству.

[1] З. Фрейд 1908 «Сексуальные инфантильные теории»
[3] А. Ле Ген «Женственная мать» 1993

[4] З. Фрейд 1908 «Сексуальные инфантильные теории»

[5] там же
[6] З. Фрейд 1933 Новые лекции по введению в психоанализ
[7] З. Фрейд «Неудобство культуры»

Заметим, что страх утраты любви представляет угрозу более материальную, страх более реальный, нежели может быть воображаемый страх ампутации своего пениса. Тревога перед лицом утраты любви, дополненная тревогой в связи с утратой объекта, принимает особое значение в ситуациях, которые здесь нас интересуют. Она проявляется в отношениях между дочерью и матерью, даже в обожании и ненависти во всем разнообразии их вариантов и амбивалентности. Их ревность, соперничество могут быть непримиримыми, но именно дочь больше проигрывает. Таков был случай одной моей гомосексуальной пациентки: она отступает, она себя «кастрирует» перед лицом матери, которая, как она думает, не сможет превзойти не потеряв ее. Зависть к пенису, таким образом, может быть только вторичной и не может быть опорой зависти к деторождению, сделать ребенка как мать смогла. Можно думать, что в первом женском отношении, происходящем из первичного симбиотического этапа и находится основа формы этой зависти; тогда речь идет о том, чтобы делать, как мать, в большей степени, нежели получить ребенка от отца, или даже дать ему его. Желание дать полноту пустому животу является ранним и проигрывается в идентификации с матерью - возвращение этого фантазматического творчества будет иметь значение для некоторых гомосексуальных женщин.

Обнаруживая свои истоки в этом фантазме о происхождении девочка сможет себе представить это «полное», как саму себя, созданную самой собой или матерью, полнота, взятая матерью либо данная ею. Этот воображаемый ребенок, сделанный с матерью «гомосексуально», согласно фантазиям вокруг фантазма, придаст девочке предчувствование или предположение своего внутреннего полового органа, желающего чрева и это уже до открытия реальности пениса.

Если этот образ женственной матери раннего этапа может создавать впечатления об идеальной конструкции, он на мой взгляд обитает во многих воспоминаниях в фантазиях или на кушетке. Он обнаруживает после этой симбиотической стадий фундамент реальности в амбивалентности, зависти, даже «враждебности матери, угадываемый дочерью[1]», из которой не исключен отец. Как реальностью своего присутствия, так и эротическим и нежным катексисом матери (когда один и другой действительны) отец не кажется девочке только сексуальным/нарциссическим объектом матери, он становится третьим, способным их сепарировать, позволяя дочери индивидуализироваться. Этот третий ответственен за то, что мать представляет дочери не только ее родителя или сексуального партнера, но «настоящего» отца, способного сделать ее существующей ради себя самой, отдельной от матери. С таким отцом девочка будет способна фантазировать ребенка; это момент ее установления в Эдипе.

[1] З. Фрейд 1931 «О женской сексуальности»

Эта Эдипова фаза (усиленная доэдипальным моментам ей предшествующим) позволяет первичной женской гомосексуальности стать вторичной, чтобы затем и часто очень быстро быть вытесненной. Это становление как вторичной может осуществиться только если она имплицитно признана и принята отцом, третьим, который составляет неотъемлемую часть трио мать/дочь/истинный отец. Для того, чтобы отказ от этой первичной гомосексуальности прошел хорошо нужно также, чтобы девочка была уверена, что она обладала с самых ранних времен этой женственной матерью носительницей отца. Она таким образом может больше не чувствовать себя прежде всего и только лишь нарциссическим и сексуальным объектом матери без отца.

Но как это складывается у гомосексуальных женщин, по крайней мере тех, кто побывал у меня на кушетке? Как для них прошла эта гомосексуальная фаза, а также как сложилась для них эта генитальная пара?

Для одной из них материнский образ является удушающим, по причине той особенности, которой была отмечена ее фаза первичной гомосексуальности - фаза, которая может продолжаться только частично и обнаруживаться в последующих фазах, - исключение отца. Ее отец был настолько отстраненный, что стал для нее чужаком, оставив ее в материнском захвате, матери требовательной и одновременно отсутствующей, безразличной, воспринимая ее как ребенка, который мог бы быть как одного, так и другого пола. В этой недетерминированности пол становился неважен, не определен. В этой спутанности она могла иметь партнером хоть мужчину, хоть женщину, и с одной из них, которой она оставалась верна некоторое время она может начинать придавать определенные очертания идее ребенка у нее в голове. Но «явит ли она его на свет?»

Другая пациентка, захваченная эксгибиционизмом сексуальной жизни матери, не стыдящейся, не имеющей от нее «никаких секретов», была лишена своих фантазий и возможности разрабатывать свои сексуальные инфантильные теории. Она была погружена в мир запрета и трансгрессии. Между матерью и дочерью не содействие, но промискуитет. Отец признан матерью только как сексуальный партнер, при случае как родитель, и она очень обесценивала его образ. В первое время анализа пациентка говорила, что разделяет это мнение, но в ходе анализа она обнаружила отца любящего и нежного, который был противоположностью матери.

В ходе подросткового возраста она ведет разгульную сексуальную жизнь, переходя от одного к другому, от одной к другой, без любви и наслаждения. Она выросла, требуя от мужчин только «ласки», половой акт ее не интересовал, обнаруживая почти карикатурнго отца, который мог бы ласкать так дочь, отбрасывая сексуального партнера, отсылавшему к представлению матери. Не будучи удовлетворенной такими отношениями она тогда обратилась к женщинам, сохраняя таким образом отцовский образ соперница, поскольку она знала, не очень желая это знать, предполагаемую слабость отца, представленного доминирующей матерью.

Желание ребенка присутствует у нее, только она от него отказывается. Она не развивает никакой фантазии вокруг плана по усыновлению либо искусственному оплодотворению. Сознательно она отказывается передавать свое «тяжелое наследие» детства без любви. Пара, которую она построила со своей партнершей/партнером она не хочет терять. Кстати, пришла в анализ она не из-за своей гомосексуальности и трудно ее затрагивать, поскольку это очень трогает ее нарциссизм, остающийся хрупким.

У этих женщин, с которыми я работала, я была поражена молчанием матерей, которые они мне позволяли представить, «смотрящими», но ничего не говорящими о выборе сексуальных объектов дочерями, как если бы делая это они одерживали бы триумф в кастрации, которую они им вменили. Мне показалось, что эта позиция может быть похожа на материнские имаго, которые были соучастницами инцестуозного отца, даже соучастницами кажущейся проституции своих дочерей. Не является ли это своего рода перверсивным соучастием, которое «кастрируя» дочерей (в смысле, используемом Фрейдом, как лишение любви) должно им закрыть любые другие выходы кроме гомосексуальности? Слушая, как они утверждают, что гомосексуальность - это их выбор, я думала, что они знают, что он им навязан, но для их нарциссизма важно это отрицать. Кроме того, отсутствие настоящего третьего с отстранением отца им никогда не позволило пройти вторичную обработку их гомосексуальности.

Не все гомосексуальные женщины, конечно, имели гетеросексуальный опыт, как те, которых я описала, но у меня на кушетке не было других. Может быть, что их истории отличаются, может быть они имеют общие моменты, начиная с отсутствия женственной матери, с которой они могли бы быть удовлетворены гомосексуально, близость, которую они не прекращают желать, что позднее вылилось в их переход к действиям. Также, вероятно, они не смогли сформировать в детстве трио с «истиной парой», отсутствие трио, которое мы обнаруживаем в их женских парах.

Эта работа опирается на мой опыт работы с некоторыми пациентками, которые были у меня в анализе достаточно долго. Но этого слишком мало, чтобы претендовать на обобщение особенностей. Тем не менее, когда мы слышим некоторых коллег мужчин, которые утверждают, что за их долгую карьеру им не приходилось работать с пациентами, представляющими гомосексуальную проблематику, можно подумать, что это не является плодом чистой случайности и заслуживает размышлений. Вопрос пола аналитика в этих случаях имеет значение. Тема еще далеко не исчерпана и остается загадочной…

Аник Ле Ген
16 августа 2017 г.

Вы можете связаться со мной удобным для вас способом
Вы можете связаться со мной удобным для вас способом